История «Спичечного Короля» Ивара Крюгера Ивар Крюгер родился в 1880 году в шведском городе Кальмаре. Ивар был старшим сыном в семье, состоящей из двух сыновей и четырех дочерей. В Кальмаре его дедушка построил две спичечные фабрики. Его отец, Эрнст Август, был российским консулом также в Кальмаре. В раннем детстве Ивар отличался спокойным характером, был приятным и послушным ребенком, с раннего детства полюбившим цветы. В юности он обнаружил необыкновенное сочетание застенчивости и смелости, что сделало его популярным среди одноклассников, особенно девочек. Самодисциплина и своеобразное любопытство, которое иногда могло проявляться в жажде экспериментирования, были свойственны и юному Ивару Крюгеру, который мог и лениться, когда находил повторение чего-то скучного. Школьные годы он провел без особых усилий, с довольно хорошими оценками. В старшей школе его лучшими предметами были математика и естественные науки, но он также хорошо разбирался в истории, что впоследствии нашло выражение в чтении многочисленных биографий и мемуаров. Противники Крюгера, которые появились после его смерти в 1932 году, не очень убедительно пытались обнаружить криминальные наклонности как в его школьные годы, так и позже, когда он учился в Технологическом институте в Стокгольме. Обнаруженные ими виды «блефа» также можно интерпретировать как разумную технику обучения, соответствующую разумному методу достижения наилучшего возможного результата с наименьшими усилиями. Один пример из его поздней учебы в Стокгольме: задание было сделать эскиз паровой машины. Простое копирование чужого эскиза было бы легко обнаружено учителем. Поэтому он позаимствовал цилиндр у одного из эскизов однокурсников и совместил его с прикладом от другого. Зная, что учитель не будет рассматривать такие детали, подходят ли они друг к другу, он прошел. В то же время Крюгер иногда мог обнаружить поразительные познания в некоторых технических вопросах, которые его интересовали, и часто случалось, что он поражал своих однокурсников своими необычными идеями - даже когда дело касалось его часто критических мнений о профессорах и их методов преподавания.Однако на протяжении всей своей жизни Ивар Крюгер оставался несколько сдержанным, что впоследствии придало ему ауру загадочности; «Молчаливым» его называли еще в студенческие годы. Когда Ивару было почти 20 лет, он получил степень инженера-строителя, чем действительно очень гордился. (Он никогда не обращался к себе как-то иначе, как «Директор» или «Президент», что является еще одним примером отсутствия у него помпезности и высокомерия). После окончания учебы в 1889 году Крюгер захотел «увидеть мир» и уехал в США с менее чем 100 долларами в кармане, что быстро заставило его искать работу. Ему удалось получить ее в качестве агента по недвижимости (спекулянта землей) в Чикаго, где он после трех недель огромных усилий наконец заработал свои первые деньги, а именно 50 долларов.Но в этом бизнесе он пробыл недолго и ушёл с целью приобретения новых навыков в собственной профессии инженера-строителя. Однако некоторое время он работал обходчиком на железнодорожном строительстве, затем подписал контракт строителя моста в Вера-Крус, в Мексике. С тех пор сохранилась легенда, согласно которой Ивар в гавани Нового Орлеана храбро спас тонущую маленькую девочку, за что ему была вручена медаль с надписью: «Только герой отдаст свою жизнь за других». Пребывание в Мексике длилось недолго. Ему пришлось вернуться в Швеции из-за желтой лихорадкинной. Выздоровевший от этой тяжёлой болезни Ивар работал на спичечной фабрике своего отца и дяди в городе Мёнстеросе. Говорят, что Ивар по-настоящему влюбился только один раз в своей жизни; Во время учебы в Стокгольме он познакомился с молодой норвежской девушкой и даже пытался убедить её опекуна в норвежком городе Драммене, что он будет для девушки хорошим мужем. Эта попытка оказалась не столь успешной; ему пришлось подождать, потому что молодой инженер-строитель без состояния был в глазах опекуна сомнительным кандидатом на женитьбу. Из-за последствий желтой лихорадки у него временно произошло заболевание глаз, из-за чего он решил, что ослепнет. Ивар не хотел, чтобы его барышня провела свои дни в качестве жены слепого, и написал ей письмо, в котором заявил, что перестал любить её. Но когда наконец выздоровел, он не смог забыть её и предпринял попытку восстановить их отношения. Его сестра поехала в Драммен и поговорила с девушкой, которая оказалась настолько огорчена его разрывом помолвки, что сказала сестре, что в эту самую минуту её чувства к нему умерли навсегда. Когда несколько лет спустя Ивар узнал о слишком ранней смерти своей молодой девушки, он, плакал в своей постели – как предполагалось, единственный раз, когда его видели выражающим более глубокие эмоции. Ивар оставался холостяком всю жизнь, довольствуясь временными отношениями. Он сказал, что у него не будет достаточно времени, чтобы создать семью. В 1901 году он вернулся в Нью-Йорк, где снова подрабатывал, пока не нашёл что-то достаточно весомое, чтобы остаться там на три года. Это была занятость в строительной фирме, специализирующейся на возведении небоскрёбов – работа, которая действительно привлекла всё его внимание. Однажды он заметил, что с расчётами cопротивления материала фундамента явно что-то не так, и доказал это инженеру, который затем переписал техническое задание. Вскоре Ивар Крюгер завоевал репутацию специалиста по стальным и бетонным конструкциям и принял активное участие в строительстве множества зданий как в США, так и в Европе. В 1904 году лондонская компания предложила ему участвовать в проекте небоскрёба в Йоханнесбурге — отеля «Карлтон». Он согласился, но когда проект по каким-то причинам был на время остановлен, ему пришлось искать что-то другое в Южной Африке. В то время он и его друг вложили деньги, купив небольшой ресторан, которым Ивар сумел управлять с хорошими результатами, но его нетерпение отправило его в Индию, затем через Египет в Париж, а в июне 1905 года он опять вернулся в США, где ему, однако, не удалось повторить прежний успех в ресторанном бизнесе, и вернулся в строительство. В то время технология строительства с использованием железобетона начала набирать популярность, и вскоре он осознал преимущества этого нового метода и начал его внедрять. Но перед этим Ивар познакомился с изобретателем этого метода, Юлиусом Каном, и представил ему свою концепцию внедрения этого «кановского железа» в Европе. Кан был впечатлён интеллектуальными способностями этого молодого человека и ему понравились его смелые и свежие идеи. В лондонском офисе компании Кана Ивар узнал, что другой молодой шведский инженер просил разрешения стать агентом Кана в Швеции. Ивар, теперь уже 28-летний космополит, связался с этим человеком, которым оказался, на два года моложе его, Пол Толль. Их встреча в Стокгольме практически сразу привела к решению о сотрудничестве. Так родилась компания «Kreuger & Toll», стартовавшая со скромным стартовым капиталом — деньгами от компании Кана в Детройте и кредитом от его отца. Несмотря на то, что Пол Толль не внес в фирму никаких денег, они решили разделить прибыль поровну. Первый период для K&T был трудным: им пришлось преодолевать как обычное сопротивление при внедрении чего-то нового, так и нехватку оборотных средств. Настоящий прорыв произошёл в следующем, 1909 году строительством первого здания в центре Стокгольма с подписью Kreuger & Toll – открылась новая глава в истории шведского строительства. В связи с этим проектом можно рассказать показательную историю, свидетельствующую об успешном подходе Ивара Крюгера к бизнесу: пунктом контракта было оговорено, что за каждый день просрочки должна быть внесена плата в размере 5000 крон. Крюгер предложил аналогичным образом выплачивать премию того же размера за каждый день, который они опередят до дня сдачи объекта. Будущие владельцы дома с радостью приняли это предложение, надеясь, что добиться этого было невозможно. В результате Ивар накрыл постройку брезентом, строители работали в две смены, предприниматель даже изобрёл специальную систему отопления, чтобы согревать рабочих во время холодной зимой. Несмотря на жалобы некоторых соседей в полицию на невыносимый шум, особенно по ночам, строительство было завершено на два месяца раньше установленного срока. Kreuger & Toll участвовала в строительстве многих крупных проектов в Швеции: знаменитый стадион и известная ратуша в Стокгольме — два хороших примера компетентности фирмы двух молодых инженеров, которая быстро выросла и даже расширилась за пределы своей страны; дочерние компании были созданы в ряде европейских городов, в том числе в Санкт-Петербурге. В 1911 году K&T была преобразована в акционерное общество с внушительным уставным капиталом в 1 миллион шведских крон. В 1915 году Ивар основал компанию по недвижимости «Hufvudstaden» («Cтолица»), которая быстро превратилась в одну из крупнейших компаний по недвижимости в Скандинавии, а также в важного клиента для Kreuger & Toll. В то время строительный бизнес фактически перешёл под контроль Пауля Толля, который после так называемого «краха Крюгера» продолжил бизнес под новым названием, опустив тогда оклеветанное имя своего свергнутого соучредителя. До того, как это произошло, AО компания Kreuger & Toll пережила период беспрецедентного роста и стала чем-то вроде Всемирного банка. Когда группа банков спросила Ивара Крюгера, может ли он организовать слияние спичечных фабрик в его родном городе Кальмаре и окрестностях, он уже был состоятельным человеком, хорошо зарекомендовавшим себя как инженер-строитель и предпринаматель, и ему, вероятно, также собирались предложить карьеру на должность директора Ипотечного банка. Его младший на четыре года брат Торстен, который, как и Ивар, был инженером с деловыми способностьями, уже отказался от этой работы и отговорил своего брата принять это предложение. Однако, в конце концов он согласился, и в 1913 году была основана «AB Förenade Svenska Tändsticksfabriker» («Объединенные шведские спичечные фабрики»). Ивар рационализировал компанию, сокращая затраты, повышая качество и т. д. Но он также обнаружил, что нужно что-то делать в области маркетинга, и тайно начал скупать одну за другой наиболее важные сбытовые компании в отрасли. Вскоре это позволило тресту «Кальмар» обойти своего крупнейшего конкурента в Швеции — спичечную промышленность города Йёнчёпинга. В 1917 году в результате слияния двух спичечных трестов Кальмара и Йёнчёпинга была основана Шведская спичечная компания (STAB), и управляющим директором был выбран Ивар Крюгер. Он использовал опыт, освоенный им во время Первой мировой войны, для создания так называемой вертикальной интеграции, и вскоре STAB контролировал всю цепочку производства и сбыта этого маленького продукта — безопасные спички (которые называются «шведскими спичками по-русски). И начался процесс достижения всемирной монополии.Это было непростое дело, но в соответствии с планом своего управляющего директора STAB начал своё колоссальное расширение. Важным эпизодом в этом процессе стало основание в США «International Match Corporation» (IMC) («Международная Спичечная Компания»), куда Ивар перевел большую часть зарубежных активов STAB с уставным капиталом в 28 миллионов долларов. Это историческое событие произошло в 1923 году. Kreuger & Toll по-прежнему оставалась холдинговой компанией, действуя как инструмент, с помощью которого Ивар Крюгер финансировал не только расширение спичечной промышленности, но и множество других инвестиций в промышленность и недвижимость. В 1925-26 годах концерн превратился в одну из крупнейших инвестиционных компаний мира. Это был его брат Торстен Крюгер, который в 1925 году сумел создать спичечную монополию в Польше с участием польского правительства. Это соглашение установило модель для всех последующих монопольных соглашений: долгосрочные кредиты в твердой валюте на разумных условиях для соответствующей страны в обмен на монопольные права на производство и сбыт шведских безопасных спичек.Таким образом, K&T получила государственные облигации и в то же время, благодаря монопольному соглашению на производство спичкек, была застрахована от инфляции, поскольку цены на рассматриваемую продукцию можно было легко регулировать. Для финансирования этих существенных сделок K&T выпустила большое количество преимущественно акций категории B (финансовый инструмент, изобретённый Иваном Крюгером, с меньшими правами голоса, чем акции категории А) и так называемые участвующие долговые обязательства (”Participating Debentures”) , которые стали очень популярными на финансовых рынках того времени. Фондовые рынки двадцатых годов даже остались таковыми после биржевой крахи на Уолл-стрите в 1929 году. Капитал был приходил в основном из США и был размещён в хороших ценных бумагах, таких как государственные облигации и надежные промышленные фирмы в разных отраслях. Вначале спичечная промышленность, конечно, была самой важной, но Ивар Крюгер также обнаружил потенциал других ключевых отраслей Швеции, таких как телефонная, лесная, горнодобывающая и так далее. К концу жизни он начал все больше обращать свое внимание на достижение телефонных концессий по всему миру, используя контроль над известной шведской телефонной компанией LM Ericsson. Обвинения в сторону Крюгера в создании фиктивных активов ложны. Все было наоборот: многие активы были недооценены, а так называемый «Гудвилл» вообще не использовался в бухгалтерском учете. Но, без сомнения, добиться этих монополий было нелегко; все, что было связано с проведением разных переговоров, что в некоторых странах означало дачу взяток, нужно было держать в строжайшем секрете, чтобы собрать такие огромные суммы денег. Рецессия после 1929 года значительно усложнила ситуацию. Среди всех государственных займов, предоставленных K&T, французский заем 1927 года является самым известным из-за его полного успеха для обеих участвующих сторон. Чтобы стабилизировать свою экономику и тем самым спасти её от гиперинфляции, Франция обратилась к финансовым рынкам мира, но единственным источникам, которые, несмотря на преобладающее недоверие к французской политике того времени, могли предложить кредит такого размера - 75 миллионов долларов – это группа Morgan, базирующаяся в США, и Kreuger & Toll. В конце концов кредит был предоставлен Крюгером под годовую процентную ставку по государственным облигациям всего в 5%, что было более приемлемым, чем 8%, которых требовали американцы. В традиционной для Крюгера манере вся сделка была связана с соглашением в спичечной промышленности, хотя во Франции Ивар Крюгер никогда не смог создать монополию. Также интересно отметить, что K&T, в свою очередь, могла бы добиться более выгодных кредитных соглашений на мировых финансовых рынках. После этого французская экономика быстро стабилизировалась, и кредит можно было полностью вернуть уже в 1930 году с приличной прибылью для K & T и Франция же наградила Крюгера орденом Почетного Легиона. Деньги из Франции, были крайне необходимые для финансирования самого большого обязательства K&T за всю cвою историю — кредита Германии в размере 125 миллионов долларов. Возможно, это было простое совпадение, но на следующий день после объявления K&T о выдаче немецкого кредита «Черная пятница» произошла на Уолл-стрите, 28 октября 1929 года. Однако это не подорвало уверенности компании Крюгера, которая собиралась вести активную деятельность до вынужденного краха в 1932 году. Когда спичечная империя Крюгера достигла своего наибольшего размера, она включала в себя 250 заводов в 43 странах и контролировала 80-85% рынка. Одним из самых больших препятствий на пути к мировой монополии был Советский Союз. Хотя Ивар Крюгер провел ряд переговоров с представителями Советского Союза, результат оказался нежелательным. Крюгер просто не хотел сотрудничать на условиях, предложенных советскими переговорщиками, что означало бы несправедливые методы, такие как демпинг. Говорят, что Крюгер, в свою очередь, потребовал от СССР вернуть все долги предыдущего режима, но они категорически отказались это сделать. Вопрос, который, как и многие другие вещи этого периода, не был должным образом исследован – это содержание переговоров между Крюгером и СССР, проходивших в итальянском городе Ницце в апреле 1928 года: предполагается, что Ивар Крюгер предложил от имени финансового синдиката государственный кредит Советскому Союзу беспрецедентного размера - 1 миллиард долларов! Финансовый синдикат, о котором идёт речь, возглавляемый Иваном Крюгером, в свою очередь, получил бы монопольные права не только на спички, но и на другие продукты, такие как табак, в сочетании с правом на разработку шахт. Советский посол в Лондоне, Леонид Красин, который представлял Советский Союз на этих переговорах, затем внезапно умер при загадочных обстоятельствах, и все это сошло на нет, но если бы эта сделка была осуществлена, история наверняка выглядела бы иначе, что позволило бы совершить плавный переход советской экономике, находившешся в состоянии вакуума после провала эксперимента НЭПа. Однако изменение системы, которое действительно произошло в это время, было таким: Сталин собирался создать контролируемую государством плановую экономику в соответствии со своей теорией «социализма в одной стране». Сталин сказал о Крюгере, что не в интересах Советского Союза поощрять этого человека, которого он считал «опасным». Поэтому каждое новое монопольное соглашение с Крюгером воспринималось советскими политиками как заноза в теле – как в политическом, так и в экономическом плане, и они, следовательно, стремились сорвать планы Крюгера путем сбыта собственных некачественных спичек и даже распространения ложных слухов и гнусной клеветы, часто в сговоре с некоторыми из своих союзников в Западной Европе. Немецкая монополия является лучшим примером этого; для Советов это достижение Крюгера означало, что его самый важный экспортный рынок исчез, в то время как деньги Крюгера привели к определенной степени экономической стабилизации, что, в свою очередь, затруднило проведение красной революции в стране. В этой связи интересно отметить, что между Кремлём и финансовыми конкурентами и антагонистами Крюгера на Западе, вероятно, существовало тайное сотрудничество. Некоторые говорят о заговоре, который необходимо расследовать более тщательно. На мировых фондовых рынках действительно было много «медвежьих» операций против компаний Крюгера. Эти действия иногда координировались с целью снизить цены на акции компаний Крюгера, тем самым препятствуя его попыткам собрать деньги для выполнения многочисленных обязательств K&T. Это было достигнуто весьма рискованными методами, а в некоторых случаях даже преступным путём. В свете собственных секретных операций Крюгера на фондовых рынках, связанных с покупками бумаг K&T, операции по «бланкингу», то есть продажа акции, которых в момент продажи нет у продавца-спекулянта, были особенно опасными, поскольку, когда должна была состояться поставка акций или облигаций, о которых идёт речь, спекулянты были бы вынуждены покупать их, например, у самого Крюгера, который бы установил реальные цены. Это называется «медвежьей атакой», и в 1932 году она была бы действительно успешной, если бы Ивар Крюгер не был убит. В конце марта 1932 года, то есть через пару недель после смерти Ивара Крюгера, шведский банкир А.В. Хёгман нанес визит Торстену Крюгеру и сообщил ему, что у него есть некоторые доказательства того, что крупная банковская фирма «Banque Daniel Dreyfus & Co» в Париже преступным путем привела к существенному падению цен на ценных бумаг Крюгера. Банкир Хёгман от имени своей фирмы в парижском банке депонировал в качестве обеспечения кредита большой пакет долговых обязательств в K&T, которые, в свою очередь, незаконно были размещены на фондовых биржах Парижа и Нью-Йорка, тем самым сделав так, что Крюгеру стало труднее собрать деньги для K&T в США. Банкир Хёгман начал судебный процесс против «Banque Daniel Dreyfus & Co», но, увидев, что его собственные долги перед банком исчезли просто так, он внезапно отказался от своих обвинений. Прокурор, тем не менее, продолжил дело и подал в суд на некоторых виновных, но дело так и не было раскрыто, по чьему приказу действовали эти приманки. Недоверчивые люди утверждали, что этот парижский банк имел тесное сотрудничество со шведским банком ”Stockholms Enskilda Bank” (SEB), то есть банком могучих конкурентов Крюгера в Швеции – семейства Валленбергов. К концу жизни Ивар Крюгер также обнаружил, что даже некоторые из его доверенных сослуживцев занимались такого рода преступной деятельностью. Осенью 1931 года положение К&Т стало весьма тяжелым: некоторые государства объявили мораторий на все свои внешние долги. Фондовые рынки, особенно нью-йоркский, были буквально наводнены бумагами Крюгера, что привело к падению цен на акции и другие долговые обязательства и к другм непредвиденным расходам. При этом Крюгер был обязан выполнить все обязательства своего концерна. Он очень стремился сохранить хорошую репутацию как себе, так и своим компаниям. В декабре этого года он опять отправился в Нью-Йорк, чтобы продолжить переговоры со своими партнёрами в американском доме «Lee, Higginson & Co», в первую очередь о финансировании приобретения шведских шахт «Болиден». В январе 1932 года он дал интервью американской прессе и встретился с американским президентом Гербертом Гувером, которому выразил свои взгляды на международную экономическую ситуацию и отношения между США и Европой. Крюгер был сторонником свободной торговли, свободного движения капитала и стабильной валюты. «План Крюгера» заключался в его мечте о развитии своей всемирной компании, которая, как он считал, в значительной степени поможет государственным деятелям и политикам предотвращать войны и распространять благосостояние во всем мире. Во время своего пребывания в Нью-Йорке на этот раз, Ивар столкнулся с двумя неудачами: сначала в Швеции, а затем за границей распространилась дезинформация о шахте Болиден, утверждавшая, что они бесполезны. И, во-вторых, сотрудничество в телефонной отраслью между шведской фирмой «LM Ericsson» и американской телекомпанией «ITT», частично принадлежавшей финансовой группе Моргана, зашли в тупик, и Морган хотел, чтобы Крюгер вернул их инвестиции в Л.М. Эрикссон в размере 11 миллионов долларов. Немедленно! В это время Крюгеру помог премьер-министр Швеции К.Г. Екман, который убедил Центральный банк Швеции (Riksbanken) принять участие в банковском консорциуме, чтобы спасти K&T от кризиса ликвидности. Ивар Крюгер, в свою очередь, сумел добиться от ITT отсрочки на полгода. Когда он после этой тяжелой борьбы в Америке возвращался в Европу на судне «Иль де Франс» самые тяжелые проблемы были преодолены и в плавании Иварр вёл себя как обычно, не проявляя никаких признаков душевного расстройства. Он был в хорошем настроении и позитивно смотрел в будущее, о чем несколько дней спустя в Париже он рассказал брату по телефону. 11 марта 1932 года Ивара встретил в гавани его друг и правая рука Кристер Литторин. С 2 часов состоялась встреча с некоторыми их сотрудниками, которые стремились узнать как можно больше о финансовом положении концерна. Именно во время этой встречи Ивар Крюгер был обвинён во лжи относительно итальянских облигаций, когда он заявил, что бумаги, лежащие в его личном сейфе, настоящие. В данном случае он, должно быть, имел в виду, что они действительно представляли собой реальные расходы в адрес итальянского правительства, но всё это было связано с итальянской спичечной монополией, которая должна была быть готова и объявлена в течение 20 дней. Так что Ивар мог сохранять спокойствие, зная, что вскоре будут высвобождены значительные активы, как через итальянскую спичечную монополию, так и через шахту Болиден. В 4 часа в отеле «Мерис» состоялась еще одна встреча с Литторином и шведским банкиром Оскаром Рюдбеком. Они решили встретиться снова на следующий день в 11 часов. Позже Рюдбек утверждал, что Крюгер и Литторин покинули его не раньше 6 часов. Это важно, потому что где-то между 4 и 5 часами дня некий мужчина вошёл в оружейный магазин в Париже и купил пистолет на имя Ивара Крюгера, которое он тщательно написал на бланке в магазине. Он даже спрашивал о простых вещах, например, как заряжать пистолет «Браунинг», очевидно, не зная, что Ивар Крюгер на самом деле очень хорошо владел оружием. После этой покупки этот человек возвращается на авеню Виктора Эммануила III, № 5, вероятно, в пустую квартиру под квартирой Ивара Крюгера. Жена дворника перепутала этого человека с г-ном Крюгером - "инженером" - что тоже случичилось ещё раз, на следующий день, после убийства Ивара Крюгера. Прежде чем мисс Бёкман, личная секреташа Крюгера, уйти в ту субботу, 12 марта, она напомнила ему о встрече, которая должна была состояться в 11 часов. Когда она и Кристер Литторин наконец пришли в квартиру в час дня, они увидели Ивара, лёжа в своей постели с пистолетом в левой руке. Литторин сразу же убедился, что его друга убили, но мисс Бёкман заявила в полицейском участке, что Ивар Крюгер покончил жизнь самоубийством. Полиция Парижа была занята в этот день во время похорон французского государственного деятеля Аристида Бриана, приняла эту версию и не удосужилась провести надлежащее расследование на месте преступления. Ряд фактов ясно указывает на то, что Ивар Крюгер был убит и что это было организовано так, как будто он застрелился. Финансовые рынки мира были в состоянии шока известием о смерти Ивара Крюгера. Фондовая биржа в Стокгольме была закрыта на неделю, а правительство объявило мораторий на деятельность K&T. Но уже на следующий день после выстрела в Париже, в воскресенье, молодой юрист Хьюго Стенбек посетил директора K&T, Эрика Шёстрёма, и предложил умелым специалистам по праву помочь прояснить ситуацию. Стенбек работал на SEB и на семейство Валленбергов, и, очевидно, именно они держали бразды правления даже на этот раз. 16 марта Уго Стенбек потом подошёл к министру финансов Феликсу Хамрину, ложно заявив, что правление K&T создало комиссию для расследования дел концерна и что члены комиссии уже выбраны, как будто это было признанный факт. Несколько позже в тот же день Стенбек нанес визит двум членам правления K&T, на этот раз заявив, что эту комиссию назначило правительство. Члены правления негативно отреагировали на выбор членов комиссии: кроме Мартина Фера из Riksbanken, там были только представители других банков, кроме одной из компаний Крюгера, Skandinaviska Banken. Первоначально комиссия финансировалась одним из них, то есть SEB, который в комиссии широко представлял Якоб Валленберг. Эта самоизбранная комиссия вскоре получила название «Королевская комиссия», и, несмотря на протесты членов правления K&T, которых удалось эффективно перехитрить, комиссия вскоре хитроумно смогла контролировать ход событий в свете господствовавшей паники в Швеции в то время. 18 марта два молодых юриста, тот самый Уго Стенбек и его коллега Ульсен встретились с мисс Бёкман и от имени «Королевской комиссии» сломали печати на вещах Крюгера из Парижа и завладели важными документами и даже дневниками Ивара Крюгера, некоторые из которых впоследствии были сожжены! В тот же день «Королевская комиссия» заявила, что правление К&Т больше не имеет права принимать какие-либо решения от имени концерна и что его сотрудники будут уволены, что ясно указывает на то, что целью была не реконструкция концерна, а его банкротство и последующее раздел огромных активов «АО Крюгер и Толль». 23 марта комиссия вызвала в Париж аудиторскую фирму «Price, Waterhouse & Cie» и ее представителя г-на Э Ситри. (Эта фирма действительно пользовалась хорошей репутацией, но та парижская фирма, привлеченная и финансируемая SEB, не имела ничего общего, кроме названия, с известной фирмой в Лондоне.) Всего два дня спустя комиссия заявила, что финансовое положение компании требует её банкротства, что было решительно поддержано г-ном Ситри в его отчете от 4 апреля. Эта новость, конечно, сильно усилила панику на фондовых биржах мира. 10 апреля Ситри преподнёс следующий шок: итальянские облигации, вексели которых были найдены в личном сейфе Ивара Крюгера, были объявлены фальсификацией. Теперь его свержение с трона было полным. Не имея возможности защитить себя, репутация Ивара Крюгера была запятнана заявлением о том, что он, мол, фальсифицировал итальянские облигации на сумму 21 миллионов фунтов стерлингов. Г-н Ситри, хотя и не был уверен в том, о какой валюте идёт речь, лирах или фунтах, но все это дело было очевидно: Ивар Крюгер был гигантским мошенником! Об этом разрекламировали газеты, и акции шведской спичечной компании и LM Ericsson были проданы почти за бесценок. Общественное мнение хотело, чтобы виновные были наказаны, и позже был проведён ряд судебных процессов против «сообщников Крюгера», которые были осуждены, заключены в тюрьму и вынуждены выплатить большие штрафы. «Королевская комиссия» хотела отменить мораторий на K&T, чтобы объявить её банкротом, но премьер-министр Экман воспротивился этому. Состоялось общее собрание акционеров компании K&T, которая также решительно выступила против банкротства и отложила свое собрание. Комиссия тогда обратилась к одному из директоров K&T, майору Нильсу Альстрёму, который, если бы Ивар был жив, потерял бы все свои полномочия в компании и которому позже была предоставлена своего рода справка о том, что он ничего не понимает о делах компании. Этого слабого человека уговорили подписать заявление о банкротстве мирового концерна «Крюгер и Толль», которое суд не рассматривал, поскольку оно исходило от самой компании. Даже имение умершего Ивара Крюгера и американская дочерняя компания IMC были быстро объявлены банкротами, причем в последнем случае тоже по собственному желанию; был создан долг в размере 5 миллиардов шведских крон перед материнской компанией, из которого только 0,2% впоследствии стали действительными. Якоб Валленберг даже хотел обанкротить STAB. Но Валленберги все равно могли купить его по дешевке после того, как спичечная монополия разлетелась в щепки. В банкротстве этих двух холдинговых компаний фактически не было никакой необходимости. Серьезные расследования показывают, что в мае 1932 года даже кризис ликвидности остался в прошлом. Все дочерние компании K&T смогли существовать и процветать без какого-либо добавления капитала со стороны новых акционеров, которые смогли купить их очень дёшево, отчасти из-за сильной недооценки со стороны официальных ликвидаторов. Это показывает один типичный пример: компания лесной промышленности, SCA, основанная Крюгером в 1929 году и которой K&T за пару лет заплатила целых 100 миллионов крон, была оценена всего в 4 миллиона крон и продана за 360 000 крон, с пвключая всее долгов компании, за которые отвечала сама SCA. Что касается защиты интересов владельцев акций и облигаций Kreuger & Toll, то процедура официальных ликвидаторов была скандальной. Многие люди покончили жизнь самоубийством после «краха Крюгера». Но, конечно, были и победители в чисде которых, что неудивительно, выделялось семейство Валленбергов. Премьер-министр Экман, критиковавший деятельность «Королевской комиссии» был вынужден уйти со своего поста, после того, как солгал о получении от Ивара Крюгера каких-то денег для поддержки либеральной партии Экмана во время избирательной кампании Человеком, который, без сомнения, больше всего потерял в результате «краха Крюгера», был брат Торстен Крюгер. Он был выбран козлом отпущения и посажён в тюрьму за мошенничество по весьма сомнительным основаниям. Ему пришлось возместить крупный ущерб и лишили его значительной части своего имущества, причем даже незаконными методами. Позже в своей жизни он вёл упорную борьбу, поддерживаемую многими известными людьми, многие из которых были экспертами в области права, за обжалование своего дела в Верховном суде. А напрасно: пересмотр этого нелепого приговора означал бы огромную потерю престижа Швеции как правовое общество. Пора избавиться и от еще парочки заблуждений о том, как обстояли дела в этой стране со времен Крюгера, во время которого Швеция была экономически великой державой благодаря деяниям великого человека по имени Ивар Крюгер. «Трагическая гибель Ивара Крёгера – горькое свидетельство нашей беспомощности, независимо отличной власти и гениальности. Это был человек, обладавший величайшим созидательным талантом, человек, чья разносторонняя деятельность осуществлялась в высшей степени в интересах общества. Крёгер установил канал, по которому в условиях послевоенного хаоса из процветающих государств ресурсы переводились в страны, испытывавшие в них острую необходимость». Джон Мэйнард Кейнс, Лондон, 14 марта 1932 года